Книга женщина, которая легла в кровать на год читать онлайн. Сью таунсенд женщина, которая легла в кровать на год Девушка которая легла в кровать на год


В тот день, когда дети покинули родной дом, Ева легла в постель, да так там и осталась… на целый год. Хватит с нее домашнего хозяйства, мужского эгоизма, черствости детей и глупости окружающих. Отныне она будет лежать и думать о приятном, а остальные пусть позаботятся о себе сами. Ее муж Брайан, незадачливый астроном, расстроен столь возмутительным поведением Евы. Кто будет готовить ужин? Носиться по магазинам в поисках подарков на Рождество? Кто вымоет унитаз? Да кто угодно! Все, с Евы хватит.

Эксцентричный поступок Евы становится спусковым крючком для смешных и трагичных событий, что начинают твориться в семействе Бобер. А что же Ева? А Ева проводит дни в кровати, заводит новых друзей, становится звездой, переживает трагедии, переосмысливает все, что с ней случилось в жизни, и… меняется.

Великая английская писательница Сью Таунсенд написала мудрый, до одури смешной и печальный роман о нас и наших тайных желаниях. Ева осуществляет то, о чем мечтает почти каждый из нас, - забраться в кровать и забыть обо всем на свете.

Именно за это мы и любим Таунсенд: ее герои, балансируя на грани полной нелепости, умудряются оставаться живыми и невероятно правдоподобными. Сью Таунсенд как никто в литературе умеет показать поразительную абсурдность нашей каждодневной жизни. Но при этом она никогда не позволит читателю почувствовать себя угнетенным или оскорбленным.

Это последний роман самой остроумной писательницы нашего времени, ставший волею судьбы романом-завещанием.

10 отзывов

Оценил книгу

Здравствуйте, меня зовут Ящерка и мой возраст принято называть сознательным. Во всяком случае, мне уже можно доверять такие ответственные решения, как выбор президента, воспитание потомства и употребление алкоголя. При этом моя мама считает, что я неправильно убираюсь в доме и не умею одеваться, целая кодла родственников уверена, что у меня не то образование и неправильная личная жизнь, а один мой поклонник постоянно делал мне замечания, что я не так шучу, не так разговариваю, не так думаю. Лет через пять-десять я, наверное, обзаведусь мужем и детьми, и хорошо, если первый не будет орать, лежа на диване, чтобы я убрала его носки, а вторые окажутся детьми, а не спиногрызами. Тогда я в полной мере ощущу себя Евой и начну задумываться, а где в жизни я пошла не туда. Мне уже и сейчас иногда хочется лечь в кровать пусть не на год, но хотя бы на день, неделю, месяц. А пока всего этого не случилось, хорошо, что есть такие книги, которые смогут периодически напоминать, что не все потеряно и еще есть шанс не превращать свою жизнь в убогое гуано.

"Женщине, которая легла в кровать на год" почему-то упорно приписывают две характеристики: называют ее абсурдом и говорят, что это смех сквозь слезы. Так вот, совсем наоборот - я бы сказала, что это слезы сквозь смех. Потому что читаешь-читаешь, и вроде бы смешные зарисовки, и вроде бы весело, и юмор, но отчего же тогда так тоскливо от всей этой местечковой жизни, от этих персонажей, от происходящего, - так тоскливо, что хоть волком вой. Да, тут полно гротеска, некоторые ситуации и впрямь странны в своей нелепости, но не намного больше, чем это может описать, скажем, пресса. Да и как иначе могло бы быть с такими выпуклыми, карикатурными даже персонажами. Вот у нас есть видимость счастливой преуспевающей семьи. И никого не волнует, что муж не может даже включить стиральную машину, и при этом имеет любовницу, детишки выросли социопатами-эгоистами без малейшего понятия о сочувствии и не умеют сказать "нет", свекровь критикует по малейшему поводу, но обвиняют все почему-то домохозяйку, которая вдруг решила просто выкроить немного времени для себя. Да-да, в доме, где все только и делают всё для себя. И может быть, тебя признают или святым, или психопатом - просто потому, что ты решил делать не так, как принято, а так, как хочется.

Жалко ли мне Еву и ее фриковую семейку?.. Разве что в той степени, как может быть жалко обычных людей, которых я вижу каждый день вокруг себя. А как персонажей - пожалуй, нет, не жалко...

P.S. И почему финал называют открытым и считают, что непонятно, что со всеми случится дальше? По-моему, дальнейшее развитие событий предельно ясно...

Оценил книгу

Вот достойное продолжение взорвавшего когда-то читательский мир романа Эрленда Лу «Наивно. Супер». Та же ситуация кризиса, доведённая писателем до абсурда. Только у Таунсенд в центре повествования женщина, причём отнюдь немолодая. Дети выросли и благополучно свалили из дома, муж, который никогда не был близок, окончательно отдалился, самое время подумать, а чем, собственно, ты занималась лучшую часть жизни? И что дальше? И вообще, какой во всем этом смысл?
Переживают подобное состояние многие (пресловутый кризис среднего возраста), но мало кто в этом признаётся. Потому что если реально это осознать, то придётся что-то делать. А с сорока, тем более пятидесяти, все настолько вымотаны, представления о том, что такое хорошо и что такое плохо настолько выработаны, да и просто любые изменения настолько пугают, что люди держатся за привычный мирок из последних сил. Даже если его ненавидят. Забавно, что при этом они ещё убеждают себя и окружающих, что на самом деле его любят. Понятно, синица в руках всегда надёжнее, чем журавль в небе.
Героиня Таунсенд – простая английская домохозяйка – пошла самым простым путём: легла в постель и отказалась вставать. Это не осознанный бунт, просто не может она – и всё. Надо отдохнуть от жизни, прийти в себя, подумать. Удивительно, как любое нестандартное поведение раздражает окружающих. Муж (старый занудный сморчок) может гулять налево, и это никого не удивляет. Суперталантливые детки могут быть агрессивными социопатами, но это никого не волнует. Их «подружка» вообще больна на целую голову, но ей всё сходит с рук. А невинная незаметная домохозяйка, которая решила, наконец, уделить себе немного внимания, вызывает в людях страшную агрессию. Да как она посмела? А если все себя будут так вести? Да она просто больна, её надо изолировать! Или не обращать на неё внимания, вот тогда она забегает!
Как обычно, у Сью Таунсенд получился очень английский роман. Грустный юмор щедро смешан с беспощадной сатирой, всех жалко и при этом временами все жутко раздражают, катарсис и надежда в конце не снимают животрепещущих вопросов – всё, как в жизни, только острее.

Оценил книгу

Что хорошего.

Суть внутреннего конфликта Евы можно описать одним словом: задолбалась. И было с чего. Ева – одна из тех несчастных женщин, которые загнаны в бесконечную круговерть домашних дел, которые никто не считает настоящей работой, поэтому ее труд принимается как должное, о нем даже никто не задумывается. Почти два десятилетия Ева фактически сама себе не принадлежала, постоянно кого-то обслуживая, и вот – не выдержала.

Сама идея вынуть ключевую шестеренку, за которую цепляется вся семья, и посмотреть, что получится – отличная. Поначалу за этим было очень интересно наблюдать.

Когда Таусенд хочет, она может вызвать у читателя самые сильные эмоции. Взять хотя бы Поппи, ну кому в здравом уме не хотелось придушить ее голыми руками?

Очень понравилась промелькнувшая идея, что каждый противный человек в корне своем просто бедный заечка, которого когда-то сильно обидели. Это не делает его менее противным, разумеется, но так лучше, чем если бы он бы противным сам по себе.

Что плохого.

Я охотно верю в ситуацию, когда человек настолько загнался, что способен лишь забраться под одеялко и заявить, что он в домике. Такое в той или иной мере с почти каждым из нас бывает, поэтому подобная история в гиперболической форме воспринимается на ура. Но помните тот популярный в соцсетях мини-комикс про чайку? Летит чайка. Летит чайка. Скрючившись, задолбанная чайка извергает в воздух проклятия. Летит чайка. Так вот – где в романе этот последний слайд? Понятно, что человек может сорваться, но непонятно, почему он остается в этом состоянии даже тогда, когда становится ясно: домик не работает, в него уже прорвались. Реальная Ева легла бы в постель, переосмыслила происходящее, пережила надлом и встала бы новым человеком, который, возможно, послал бы всех к черту и уехал в кругосветное путешествие автостопом. Книжная Ева все пытается и пытается спрятаться от всего мира и капризно командует родственниками, хотя мир настойчиво тянет к ней лапы. Первое время ей сочувствуешь как человеку, который надорвался, но чем дальше, тем больше она превращается в непонятное аморфное и ленивое существо, которому почему-то все потакают.

Далее, непонятно, почему Ева дошла до такого края. На поверку ее родня оказалась не такой уж черствой. Все поворчали, но сразу же, без уговоров приняли необходимость обхаживать Еву, кормить ее, уступать ее причудам. Может быть, у Евы не тот характер, чтобы взбунтоваться и построить свое семейство еще в начале семейной жизни, но она производит впечатление разумной женщины, которая могла бы хотя бы попробовать не делать половину того, что делает – и посмотреть, что будет. Узнав фабулу романа, я думала, что у Евы домочадцы-тираны, которые вздохнуть ей не дают, но это не так. Она ведь даже не пыталась отложить часть ноши в сторону.

И еще непонятный момент: как можно целый год пролежать в постели, не занимаясь ничем? Вначале Ева заявляет, что ей о многом нужно подумать, но во-первых, кто же мешал думать раньше за глажкой рубашек и мытьем посуды, во-вторых, никаких плодов или хотя бы процесса ее раздумий нам не показали. Ева, повторюсь, производит впечатление умной женщины, а умный человек от такой жизни в кровати со скуки бы помер.

Наконец, главное, что мне не понравилось категорически. В этом романе не одна несчастная женщина, в нем несчастны абсолютно все. И звучит мысль, что все, совершенно все так же задолбались (но, видимо, они не настолько бесхребетные, как Ева, поэтому выдерживают) и все при первой же возможности улеглись бы в кровать хоть на сто лет. Разве что Александр являет собой светлое пятно во мраке, и то счастливым я бы его не назвала – это такой мудрый и спокойный мужчина с печальным лицом. Получается, то несчастье и измученность – естественное состояние не для этих конкретных людей, а для всех без исключения в мире, только кто-то выдерживает, а кто-то ломается. Это – неправда. Причем неправда крайне опасная, поскольку многие начинают в нее верить.

PS Ах, да. «До одури смешной» роман?! Я люблю английский юмор, но здесь им и не пахнет.

Оценил книгу

Очень-очень странная книга!
Оставила так много впечатлений, и они все такие разные. Попробую разложить по полочкам.

1. Очень умно.
Не заумно, а именно умно, тонко и изящно. Мне очень нравится читать книги, где автор относится на равных к своему читателю, и где его IQ приятно высок.

2. Очень иронично.
Порой с перегибами, но тем не менее, периодически хотелось смеяться и зачитывать куски книги вслух.

3. Слишком много одиночества.
С каждой страницей все глубже погружаешься в мир женщины, которая один единственный раз в жизни сделала неправильный выбор, и с тех пор каждый день погружалась все больше в депрессию. Но при этом не отдавала себе в этом отчета и никто об этом даже не догадывался. И периодически вся эта холодная бездна в душе Евы открывалась в строчках романа, и мне становилось так больно, что хотелось поскорее захлопнуть книгу и не думать об этом больше.

4. Очень много вопросов.
Эгоистка ли Ева? Или просто запутавшаяся и уставшая женщина? Она сошла с ума? Могло ли это кончиться хорошо? На эти вопросы я искала ответ на протяжении всей книги. И на все, пожалуй, отвечу утвердительно.

5. Чудовищная концовка.
Такое ощущение, что автору надоело писать, и она сама не знала, что делать в этой надоедливой Евой Бобер, которая всем приносит только хлопоты, включая саму Сью Таунсенд. Очень нелогичный и слабый финал, который сводит на нет все предыдущее повествование. Это я смогла пережить только после того, как придумала альтернативный финал сама и успокоилась, сочтя книгу вполне хорошей. Если бы не это, пришлось бы еще снижать оценку, потому что так небрежно вести себя с собственными героями, хороший автор не должен себе позволять.

В целом, книга затянула и подарила мне очень много притных моментов!

Оценил книгу

Встречаются же такие книги, о которых не просто нельзя рассказать в двух словах, но и которые вызывают бурю эмоций и во время прочтения, и ещё долго после него. Книга "Женщина, которая легла в кровать на год" для меня именно такая. И я даже спустя некоторое время после прочтения не могу определиться с местом книги в моей голове и в моей жизни.

Книга мне досталась во флэшмобе, чему я очень рада, так как однозначно не стала бы ее читать в противном случае. От книги я ждала чего угодно, но только не того, что получила. Сначала мне казалось, что книга возможно станет мне занозой в глазу, так как "диванная болезнь" мне далеко не чужда, но уже с первых строк поняла, что с главной героиней Евой у меня абсолютно ничего общего. Да и вообще все персонажи вызывали у меня стойкое отвращение. До поры до времени.

Чтобы описать свои эмоции от книги, я бы хотела привести немного странную ассоциацию, которая у меня возникла. Представьте себе, вы приходите в гости к не очень хорошо знакомым людям, гостей много, и вы чувствуете себя очень некомфортно. И тут вдруг вам приспичивает в туалет. Вы тихонько ускользаете из шумной гостиной, заходите в туалет, закрываетесь на защёлку, разворачиваетесь к унитазу и видите прямо на ободке здоровенную какаху. Вы стоите и не понимаете, что с этим делать дальше. Убирать противно, но в туалет очень хочется сейчас, и к тому же пока вы над этим рассуждали, вы понимаете, что выйти из туалета уже не можете, так как если кто-то зайдёт после вас, то однозначно подумает, что котяк на ободке ваших рук (и не только рук) дело. Так проходит минута за минутой, и в тот момент, когда вы всё-таки решаетесь незаметно смыться из туалета, а заодно и из чертовой квартиры, вы вдруг осознаёте, что в квартире царит тишина. Вы медленно выходите, а все гости встали в кружок вокруг вас и кричат: "розыгрыш!" Вот так примерно я себя ощущала с этой книгой, пока не осознала, что это абсурд. Но последняя четверть книги ставит всё обратно с головы на ноги, и мы понимаем, что все намного намного серьезнее.

Если первую половину книги, я не понимала Еву, я также как и все окружающие ее люди, считала эту женщину психопаткой - она ведь не просто лежит в кровати, она даже до туалета дойти боится, и до тех пор пока она не догадалась сделать себе "белый путь" из простыней до туалета, который находился в ее же комнате, она всерьез рассуждала о том, как бы приспособить банки и бутылки для сбора естественных испражнений, и кого бы из родственников подрядить все это дело выносить. Если кто-то забывал покормить Еву, она весь день оставалась голодной. Что же произошло с пятидесятилетней женщиной, что она решила лечь в кровать на год? "Да достали все!" - вот что произошло. Ева всю свою жизнь всё везла на себе: и двоих неприспособленных к жизни близнецов, которые наконец вылетели из гнезда и отправились учиться в колледж; и муженька - светило науки, который уже восемь лет изменяет ей со своей коллегой. Тут же и мамашка, и свекровь, которые пьют из Евы все соки. Но убежать от всех этих людей у Евы не выходит. К близнецам присосалась пиявка Поппи - наглая врунья, готовая на любые пакости ради собственной выгоды, а близнецы настолько бесхребетны, что не могут послать пиявку к черту. Поппи проникает в дом к Еве, пользуясь наивностью Евиного муженька. А тут ещё и Титания, любовница мужа заявилась к ним в дом со своими чемоданами. И это далеко не все персонажи, которые будут осаждать Еву тем больше, чем дольше она находится в постели.

И главный вопрос: зачем эта странная женщина вообще легла в кровать? Ответ она даёт сама: окуклиться и превратиться из гусеницы в бабочку. Но вы даже не представляете, насколько это становится буквальным с каждой следующец страницей книги. Сначала она просто лежит в кровати, затем освобождает от ненужных вещей свою комнату, а дальше... И далеко не факт, что окукливание произойдет, ведь до большой трагедии всего один маленький шаг.

Я не могу не отметить юмор книги. Он настолько необычен, я даже не могу его назвать ни черным юмором, ни сарказмом. До тех пор пока я не поняла, что книга - абсурд, меня выбешивало в этой книге всё, в том числе и юмор. Но постепенно, свыкаясь с манерой произведения, я стала получать удовольствие, которое к финалу стало наивысшим.

В общем, от книги я осталась в восторге! Обязательно продолжу знакомство с автором, тем более, что пишет Сью Таунсенд очень необычно.

Будь добрым, ведь каждый на твоем пути ведет трудный бой.

После отъезда мужа и детей Ева заперла дверь и отключила телефон. Она любила оставаться дома одна. Она бродила по комнатам, наводя порядок, собирая чашки и тарелки, брошенные домочадцами где ни попадя. На сиденье любимого стула Евы — того самого, что она обивала в вечерней школе, — валялась грязная ложка. Ева быстро прошла в кухню и принялась изучать содержимое шкафчика с моющими средствами.

Чем же удалить с расшитого шелка пятно от консервированного томатного супа? Роясь среди коробок и бутылок, Ева бормотала:

— Сама виновата. Надо было держать стул в спальне. А ты из тщеславия выставила его в гостиной на всеобщее обозрение. Мол, нахваливайте, гости дорогие, мою красоту, на которую я ухлопала целых два года, вдохновляясь шедевром Клода Моне «Плакучая ива и пруд с водяными лилиями».

Да на одни только деревья год угрохола.

На полу кухни поблескивала лужица томатного супа, которую Ева не замечала, пока не наступила на пятно и не разнесла повсюду оранжевые следы. На плите в тефлоновой кастрюльке все еще булькало с полбанки того же томатного супа.

Даже кастрюлю с плиты не снимут, подумала Ева. И тут же вспомнила, что отныне близнецы — проблема Лидского университета.

Краем глаза она поймала свое отражение в дымчатом стекле духового шкафа и быстро отвела взгляд. А если бы задержала, то увидела бы милую женщину лет пятидесяти, с правильными чертами лица, внимательными голубыми глазами и губами как у звезды немого кино Клары Боу, плотно стиснутыми бантиком, будто она сдерживает рвущиеся наружу слова.

Никто, даже ее муж Брайан, ни разу не видел Еву с ненакрашенными губами. Ева считала, что красная помада идеально сочетается с ее черными нарядами. Иногда она позволяла себе разбавить гардероб оттенками серого.

Однажды Брайан, вернувшись с работы, застал Еву в саду — в черных галошах на босу ногу и с выдернутой из грядки репой в руках.

— Боже, Ева! Ты вылитая послевоенная Польша, — сказал он.

Ее тип лица нынче в моде. «Винтажное лицо», как говорит девушка в отделе «Шанель», где Ева покупает помаду (никогда не забывая выбросить чек — муж не одобрит столь легкомысленные траты).

Ева сняла с плиты кастрюлю, вынесла ее в гостиную и расплескала томатный суп по обивке своего драгоценного стула. Затем поднялась в свою спальню и, как была, в обуви и одежде, легла в постель, где и оставалась весь следующий год.

Тогда Ева еще не знала, что проведет в постели целый год. Она легла на полчасика, но в постели было так уютно, да и свежие белые простыни пахли только что выпавшим снегом. Ева повернулась к открытому окну и загляделась на то, как клен в саду сбрасывает пламенеющие листья.

Ей всегда нравился сентябрь.

Проснулась Ева, когда уже начало темнеть, услышав, как на улице кричит муж. Запел мобильный. На экране высветилось имя дочери — Брианна. Ева не стала отвечать, нырнула с головой под одеяло и затянула песню Джонни Кэша «Стараюсь быть безупречным».

В следующий раз, когда она высунула голову из-под одеяла, за окном звучал громкий голос соседки Джули:

— Так не годится, Брайан!

Беседовали в палисаднике.

— Между прочим, я ездил в Лидс и обратно, — ответил Брайан, — мне в душ нужно.

— Да-да, разумеется.

Ева обдумала услышанное. С чего бы после поездки в Лидс так рваться под душ? Неужели воздух на севере особо грязен? Или же Брайан вспотел на трассе, проклиная грузовики? Вопя на не соблюдающих дистанцию водителей? Злобно понося погоду?

Ева включила ночник.

Сью Таунсенд

Женщина, которая легла в кровать на год

Будь добрым, ведь каждый на твоем пути ведет трудный бой.

Приписывается Платону и много кому еще.

После отъезда мужа и детей Ева заперла дверь и отключила телефон. Она любила оставаться дома одна. Она бродила по комнатам, наводя порядок, собирая чашки и тарелки, брошенные домочадцами где ни попадя. На сиденье любимого стула Евы - того самого, что она обивала в вечерней школе, - валялась грязная ложка. Ева быстро прошла в кухню и принялась изучать содержимое шкафчика с моющими средствами.

Чем же удалить с расшитого шелка пятно от консервированного томатного супа? Роясь среди коробок и бутылок, Ева бормотала:

Сама виновата. Надо было держать стул в спальне. А ты из тщеславия выставила его в гостиной на всеобщее обозрение. Мол, нахваливайте, гости дорогие, мою красоту, на которую я ухлопала целых два года, вдохновляясь шедевром Клода Моне «Плакучая ива и пруд с водяными лилиями».

Да на одни только деревья год угрохола.

На полу кухни поблескивала лужица томатного супа, которую Ева не замечала, пока не наступила на пятно и не разнесла повсюду оранжевые следы. На плите в тефлоновой кастрюльке все еще булькало с полбанки того же томатного супа.

Даже кастрюлю с плиты не снимут, подумала Ева. И тут же вспомнила, что отныне близнецы - проблема Лидского университета.

Краем глаза она поймала свое отражение в дымчатом стекле духового шкафа и быстро отвела взгляд. А если бы задержала, то увидела бы милую женщину лет пятидесяти, с правильными чертами лица, внимательными голубыми глазами и губами как у звезды немого кино Клары Боу, плотно стиснутыми бантиком, будто она сдерживает рвущиеся наружу слова.

Никто, даже ее муж Брайан, ни разу не видел Еву с ненакрашенными губами. Ева считала, что красная помада идеально сочетается с ее черными нарядами. Иногда она позволяла себе разбавить гардероб оттенками серого.

Однажды Брайан, вернувшись с работы, застал Еву в саду - в черных галошах на босу ногу и с выдернутой из грядки репой в руках.

Боже, Ева! Ты вылитая послевоенная Польша, - сказал он.

Ее тип лица нынче в моде. «Винтажное лицо», как говорит девушка в отделе «Шанель», где Ева покупает помаду (никогда не забывая выбросить чек - муж не одобрит столь легкомысленные траты).

Ева сняла с плиты кастрюлю, вынесла ее в гостиную и расплескала томатный суп по обивке своего драгоценного стула. Затем поднялась в свою спальню и, как была, в обуви и одежде, легла в постель, где и оставалась весь следующий год.

Тогда Ева еще не знала, что проведет в постели целый год. Она легла на полчасика, но в постели было так уютно, да и свежие белые простыни пахли только что выпавшим снегом. Ева повернулась к открытому окну и загляделась на то, как клен в саду сбрасывает пламенеющие листья.

Ей всегда нравился сентябрь.


Проснулась Ева, когда уже начало темнеть, услышав, как на улице кричит муж. Запел мобильный. На экране высветилось имя дочери - Брианна. Ева не стала отвечать, нырнула с головой под одеяло и затянула песню Джонни Кэша «Стараюсь быть безупречным».

В следующий раз, когда она высунула голову из-под одеяла, за окном звучал громкий голос соседки Джули:

Так не годится, Брайан!

Беседовали в палисаднике.

Между прочим, я ездил в Лидс и обратно, - ответил Брайан, - мне в душ нужно.

Да-да, разумеется.

Ева обдумала услышанное. С чего бы после поездки в Лидс так рваться под душ? Неужели воздух на севере особо грязен? Или же Брайан вспотел на трассе, проклиная грузовики? Вопя на не соблюдающих дистанцию водителей? Злобно понося погоду?

Ева включила ночник.

С улицы донесся новый залп криков и требований «перестать дурачиться и отпереть дверь».

Ева и рада была бы спуститься и открыть мужу дверь, но просто не могла выбраться из постели. Она будто угодила в бочку с теплым бетоном и теперь не в состоянии пошевелиться. Прислушавшись к восхитительной слабости, что разлилась по всему телу, Ева подумала: «Ну глупо же покидать такое уютное место».

Вслед за звоном бьющегося стекла с лестницы донесся топот.

Брайан выкрикнул ее имя.

Ева не ответила.

Муж открыл дверь спальни:

А, вот ты где.

Да, я тут.

Заболела?

Тогда почему валяешься в постели в одежде и обуви? Что еще за игры?

Не знаю.

А я знаю. Это синдром пустого гнезда. Я слышал про такую штуку по радио в «Женском часе».

Ева промолчала, и Брайан спросил:

Ну так что, ты собираешься вставать?

Нет, не собираюсь.

А как же ужин?

Нет, спасибо, я не голодна.

Я про мой ужин. Что у нас на ужин?

Не знаю, посмотри в холодильнике.

Он затопал вниз. Ева слушала, как Брайан ходит по ламинату, который неумело настелил в прошлом году. По скрипу половиц она поняла, что муж прошел в гостиную. Вскоре он опять загрохотал на лестнице.

Что, черт возьми, случилось с твоим стулом?

Кто-то оставил на сиденье столовую ложку.

Оно все измазано супом!

Знаю, я сама это сделала.

Ты что, облила стул супом?

Ева кивнула.

У тебя нервный срыв, Ева. Я звоню твоей матери.

От ее яростного тона Брайан вздрогнул.

По его потрясенному взгляду Ева догадалась, что после двадцати пяти лет брака в домашней вселенной мужа наступил конец света. Брайан ретировался вниз. До Евы донеслись его проклятия по поводу отключенного телефона, а спустя секунды послышалось клацанье кнопок. Сняв трубку с параллельного аппарата, Ева узнала голос матери, тараторящий ее номер телефона:

0116 2 444 333, говорит миссис Руби Сорокинс.

Руби, это Брайан. Мне нужно, чтобы вы немедленно приехали.

Никак не могу, Брайан. Мне как раз делают химическую завивку. Что стряслось?

Так вызови «скорую», - раздраженно распорядилась Руби.

Физически с ней все нормально.

Ну, значит, все хорошо.

Я сейчас приеду за вами, вы должны сами ее увидеть.

Брайан, я не могу. Мне делают химическую завивку, и через полчаса с меня должны смыть раствор. Если вовремя не смыть, я стану вылитая Харпо Маркс, как барашек. Вот, поговори-ка с Мишель.

Привет… Брайан, да? А я Мишель. Объяснить вам популярно, что произойдет, если миссис Сорокинс прервет химическую завивку на этой стадии? Страховка-то у меня есть, но мне не улыбается мотаться по судам. Мое время расписано по часам аж до Рождества.

Сью Таунсенд

Женщина, которая легла в кровать на год

Будь добрым, ведь каждый на твоем пути ведет трудный бой.

Приписывается Платону и много кому еще.

После отъезда мужа и детей Ева заперла дверь и отключила телефон. Она любила оставаться дома одна. Она бродила по комнатам, наводя порядок, собирая чашки и тарелки, брошенные домочадцами где ни попадя. На сиденье любимого стула Евы - того самого, что она обивала в вечерней школе, - валялась грязная ложка. Ева быстро прошла в кухню и принялась изучать содержимое шкафчика с моющими средствами.

Чем же удалить с расшитого шелка пятно от консервированного томатного супа? Роясь среди коробок и бутылок, Ева бормотала:

Сама виновата. Надо было держать стул в спальне. А ты из тщеславия выставила его в гостиной на всеобщее обозрение. Мол, нахваливайте, гости дорогие, мою красоту, на которую я ухлопала целых два года, вдохновляясь шедевром Клода Моне «Плакучая ива и пруд с водяными лилиями».

Да на одни только деревья год угрохола.

На полу кухни поблескивала лужица томатного супа, которую Ева не замечала, пока не наступила на пятно и не разнесла повсюду оранжевые следы. На плите в тефлоновой кастрюльке все еще булькало с полбанки того же томатного супа.

Даже кастрюлю с плиты не снимут, подумала Ева. И тут же вспомнила, что отныне близнецы - проблема Лидского университета.

Краем глаза она поймала свое отражение в дымчатом стекле духового шкафа и быстро отвела взгляд. А если бы задержала, то увидела бы милую женщину лет пятидесяти, с правильными чертами лица, внимательными голубыми глазами и губами как у звезды немого кино Клары Боу, плотно стиснутыми бантиком, будто она сдерживает рвущиеся наружу слова.

Никто, даже ее муж Брайан, ни разу не видел Еву с ненакрашенными губами. Ева считала, что красная помада идеально сочетается с ее черными нарядами. Иногда она позволяла себе разбавить гардероб оттенками серого.

Однажды Брайан, вернувшись с работы, застал Еву в саду - в черных галошах на босу ногу и с выдернутой из грядки репой в руках.

Боже, Ева! Ты вылитая послевоенная Польша, - сказал он.

Ее тип лица нынче в моде. «Винтажное лицо», как говорит девушка в отделе «Шанель», где Ева покупает помаду (никогда не забывая выбросить чек - муж не одобрит столь легкомысленные траты).

Ева сняла с плиты кастрюлю, вынесла ее в гостиную и расплескала томатный суп по обивке своего драгоценного стула. Затем поднялась в свою спальню и, как была, в обуви и одежде, легла в постель, где и оставалась весь следующий год.

Тогда Ева еще не знала, что проведет в постели целый год. Она легла на полчасика, но в постели было так уютно, да и свежие белые простыни пахли только что выпавшим снегом. Ева повернулась к открытому окну и загляделась на то, как клен в саду сбрасывает пламенеющие листья.

Ей всегда нравился сентябрь.


Проснулась Ева, когда уже начало темнеть, услышав, как на улице кричит муж. Запел мобильный. На экране высветилось имя дочери - Брианна. Ева не стала отвечать, нырнула с головой под одеяло и затянула песню Джонни Кэша «Стараюсь быть безупречным».

В следующий раз, когда она высунула голову из-под одеяла, за окном звучал громкий голос соседки Джули:

Так не годится, Брайан!

Беседовали в палисаднике.

Между прочим, я ездил в Лидс и обратно, - ответил Брайан, - мне в душ нужно.

Да-да, разумеется.

Ева обдумала услышанное. С чего бы после поездки в Лидс так рваться под душ? Неужели воздух на севере особо грязен? Или же Брайан вспотел на трассе, проклиная грузовики? Вопя на не соблюдающих дистанцию водителей? Злобно понося погоду?

Ева включила ночник.

С улицы донесся новый залп криков и требований «перестать дурачиться и отпереть дверь».

Ева и рада была бы спуститься и открыть мужу дверь, но просто не могла выбраться из постели. Она будто угодила в бочку с теплым бетоном и теперь не в состоянии пошевелиться. Прислушавшись к восхитительной слабости, что разлилась по всему телу, Ева подумала: «Ну глупо же покидать такое уютное место».

Вслед за звоном бьющегося стекла с лестницы донесся топот.

Брайан выкрикнул ее имя.

Ева не ответила.

Муж открыл дверь спальни:

А, вот ты где.

Да, я тут.

Заболела?

Тогда почему валяешься в постели в одежде и обуви? Что еще за игры?

Не знаю.

А я знаю. Это синдром пустого гнезда. Я слышал про такую штуку по радио в «Женском часе».

Ева промолчала, и Брайан спросил:

Ну так что, ты собираешься вставать?

Нет, не собираюсь.

А как же ужин?

Нет, спасибо, я не голодна.

Я про мой ужин. Что у нас на ужин?

Не знаю, посмотри в холодильнике.

Он затопал вниз. Ева слушала, как Брайан ходит по ламинату, который неумело настелил в прошлом году. По скрипу половиц она поняла, что муж прошел в гостиную. Вскоре он опять загрохотал на лестнице.

Что, черт возьми, случилось с твоим стулом?

Кто-то оставил на сиденье столовую ложку.

Оно все измазано супом!

Знаю, я сама это сделала.

Ты что, облила стул супом?

Ева кивнула.

У тебя нервный срыв, Ева. Я звоню твоей матери.

От ее яростного тона Брайан вздрогнул.

По его потрясенному взгляду Ева догадалась, что после двадцати пяти лет брака в домашней вселенной мужа наступил конец света. Брайан ретировался вниз. До Евы донеслись его проклятия по поводу отключенного телефона, а спустя секунды послышалось клацанье кнопок. Сняв трубку с параллельного аппарата, Ева узнала голос матери, тараторящий ее номер телефона:

0116 2 444 333, говорит миссис Руби Сорокинс.

Руби, это Брайан. Мне нужно, чтобы вы немедленно приехали.

Никак не могу, Брайан. Мне как раз делают химическую завивку. Что стряслось?

Так вызови «скорую», - раздраженно распорядилась Руби.

Физически с ней все нормально.

Ну, значит, все хорошо.

Я сейчас приеду за вами, вы должны сами ее увидеть.

Брайан, я не могу. Мне делают химическую завивку, и через полчаса с меня должны смыть раствор. Если вовремя не смыть, я стану вылитая Харпо Маркс, как барашек. Вот, поговори-ка с Мишель.

Привет… Брайан, да? А я Мишель. Объяснить вам популярно, что произойдет, если миссис Сорокинс прервет химическую завивку на этой стадии? Страховка-то у меня есть, но мне не улыбается мотаться по судам. Мое время расписано по часам аж до Рождества.

Телефон снова оказался у Руби:

Брайан, ты меня слышишь?

Руби, ваша дочь лежит в постели. В одежде и обуви.

А я тебя предупреждала, Брайан. Помнишь, как мы в день свадьбы стояли на церковном крыльце, а я повернулась к тебе и говорю: «Наша Ева - темная лошадка. Она неразговорчива, и ты никогда не будешь знать, что у нее на уме». - Повисла долгая пауза, а затем Руби сказала: - Позвони-ка ты своей маме.

И дала отбой.

Еву потрясло открытие, что ее мать, как выясняется, в последнюю минуту попыталась расстроить свадьбу дочери. Она подтянула к себе сумку, валявшуюся на полу, и пошарила в ней, надеясь отыскать что-нибудь съестное. Ева всегда держала в сумке провиант - привычка, оставшаяся с младенческой поры близняшек, вечно они были голодные, поминутно распахивали ротики, словно птенцы - клювики. Ева нащупала пакет раздавленных крекеров, сплющенный батончик «Баунти» и початую пачку мятных конфет.

А Брайан внизу снова щелкал кнопками.

Звоня матери, Брайан всегда немного трусил, от страха даже начинал слова коверкать. Мать вечно заставляла его почувствовать себя виноватым, и неважно, о чем они говорили.

Ева снова взяла параллельный телефон, осторожно прикрыв микрофон ладонью.

Трубку свекровь сняла мгновенно и рявкнула:

Это ты, мама? - спросил Брайан.

А кто еще? Сюда больше никто не заходит. Сижу одна-одинешенька семь дней в неделю.

Но… э-э… ты… гм… не любишь гостей.

Гостей не люблю, а выпроваживать их люблю. Не тяни, что случилось? Я «Ферму Эммердейл» смотрю.

Прости, мама, что помешал, - проблеял Брайан, - может, перезвонишь мне во время рекламы?

Нет, - отрезала она. - Давай разберемся сейчас, что бы там ни было.

Это Ева.

Ха! Отчего-то я не удивлена. Она тебя бросила? Как увидела эту вертихвостку, так сразу поняла, что она разобьет тебе сердце.

Брайан задумался, а разбивали ли ему сердце. Он никогда толком не мог сказать, что чувствует. Когда он принес домой диплом бакалавра естественных наук с отличием, чтобы предъявить свое достижение матери, ее тогдашний сожитель заметил: «Наверное, ты очень счастлив, Брайан». Брайан кивнул и натужно улыбнулся, хотя чувствовал себя ничуть не счастливее, чем днем раньше. А мать взяла тисненый диплом, пристально его изучила и нахмурилась: «Тебе придется попотеть, чтобы получить работу астронома. Люди с опытом побогаче твоего не могут трудоустроиться».