[франц. Charles IX] (27.06.1550, Сен-Жермен-ан-Ле - 30.05.1574, Венсен), кор. Франции с 1560 г. Один из последних представителей династии Валуа, сын франц. кор. Генриха II и Екатерины Медичи. В правление К. начались религиозные войны во Франции , кульминацией к-рых стало массовое уничтожение гугенотов во время Варфоломеевской ночи . Крещен с именем Карл Максимилиан, его крестным отцом был Максимилиан II Габсбург (имп. в 1564-1576). С детства носил титул герцога Орлеанского. Одним из его учителей был франц. гуманист, переводчик с греч. языка Жак Амио. К. унаследовал франц. престол в 10-летнем возрасте после смерти старшего брата, кор. Франциска II (1559-1560). На Генеральных штатах, созванных Франциском II и собравшихся уже после его смерти в Орлеане (13 дек. 1560 - 31 янв. 1561), Екатерина Медичи была назначена регентшей. Формально регентство королевы-матери продолжалось до совершеннолетия К. (1563), но и позднее она сохраняла сильное влияние на политику сына. Коронован 15 мая 1561 г. в Реймсе. Король отличался слабым здоровьем, с детских лет страдал от туберкулеза, от которого скончался в неполные 24 года.

Правление К. сопровождалось непрерывными гражданскими войнами и противостоянием католиков и гугенотов, численность последних во Франции к нач. 60-х гг. XVI в. значительно возросла (кальвинистов насчитывалось от 800 тыс. до 1,2-1,5 млн чел., т. е. 6-8% населения Франции - Garrisson J. Les Protestants au XVI siècle. P., 1988. P. 120). К этому времени относится оформление политико-религиозных «партий»: во главе ультракатолической «партии» стояли представители знатного лотарингского рода Гизов, гугенотов возглавляли принцы крови Бурбоны. Чтобы сохранить мир в стране, Екатерина Медичи и ее сын пытались проводить политику веротерпимости и примирения враждующих сторон. Этому способствовала и ситуация при королевском дворе: после смерти Франциска II влияние Гизов, родственников его жены Марии Стюарт, герц. Франциска Гиза и его брата кард. Карла Лотарингского, несколько уменьшилось, генеральным наместником Франции был назначен вернувшийся из кальвинизма в католичество Антуан Бурбон, кор. Наварры.

В соответствии с принятым на Генеральных штатах 1560-1561 гг. решением о созыве Собора франц. духовенства, к-рый должен был определить комплекс мер в отношении протестантов, а также выбрать делегатов на очередную сессию Тридентского Собора (1545-1563), в Пуаси была созвана генеральная ассамблея франц. духовенства (31 июля - 19 авг. 1561). Екатерина Медичи писала, что цель ассамблеи - «способствовать полному усмирению волнений и объединению народа в одной религии» (Lettres de Catherine de Médicis / Ed. H. de La Ferrière. P., 1880. T. 1. P. 192). В заседаниях приняли участие франц. прелаты, перешедшие в кальвинизм: Оде Колиньи, кард. де Шатийон, Жан де Сен-Желе, еп. Юзеса. Ассамблея осудила злоупотребления в среде католич. духовенства (пышные свиты епископов, светский образ жизни нек-рых прелатов и т. п.). Принятые собранием каноны предусматривали реформирование католич. Церкви во Франции в духе решений Тридентского Собора: избрание епископов из достойных и образованных клириков, проведение епископами регулярных визитаций диоцезов, повышение уровня образования духовенства, более строгое соблюдение церковной дисциплины и т. п. Несмотря на оппозицию со стороны Парижского парламента и Парижского ун-та, генеральная ассамблея окончательно утвердила орден иезуитов во Франции. Вероятно, под влиянием кальвинистов был составлен список желательных изменений литургического характера: отказ от использования изображений в храмах, упрощение «церемонии крещения», введение в литургическую практику чтений, молитв и песнопений на франц. языке, проведение в определенные дни причащения под двумя видами. Эти предложения представил Жан де Монлюк, еп. Валанса (ходили слухи о том, что он склонялся к кальвинизму, однако официально в протестантизм он не переходил - Histoire et dictionnaire des guerres de religion / Éd. A. Jouanna, J. Boucher, D. Biloghi, G. Le Thiec. P., 1998. P. 1115); королева-мать включила их в обширное послание от 4 авг. 1561 г. к папе Римскому Пию IV (подробнее см.: Aubign é A., d". Histoire universelle / Éd. A. de Ruble. P., 1887. T. 2. P. 325-329), однако в Рим оно, судя по всему, так и не было отправлено (Valois. 1945. P. 246). По инициативе Екатерины Медичи, стремившейся примирить враждующие политико-религ. «партии» и добиться взаимных уступок в ходе обсуждения спорных вопросов вероучения, 9 сент.- 14 окт. 1561 г. в Пуаси состоялся богословский коллоквиум. В нем приняли участие ок. 40 франц. епископов, в т. ч. Реймсский архиепископ, кард. Карл Лотарингский, к-рого сопровождал франц. теолог Клод д"Эспанс, Лионский архиепископ, кард. Франсуа де Турнон, а также папский легат Ипполит д"Эсте и генерал ордена иезуитов Диего Лайнес , и 12 кальвинист. министров (пасторов) во главе с прибывшим из Женевы Т. Безой . Малолетний король в сопровождении братьев и сестры, принцев крови и членов Королевского совета присутствовал на коллоквиуме в Пуаси и приветствовал собравшихся краткой речью. Основным на богословском диспуте стал вопрос о реальном присутствии Христа в Евхаристии. Кальвинист. богословы рассматривали коллоквиум в Пуаси как трибуну для открытого изложения своих религ. воззрений. Уже на 1-м заседании Беза заявил, что «Тело и Кровь Христовы так же далеки от хлеба и вина, как самое высокое небо далеко от земли» (цит. по: Valois. 1945. P. 255). По приказу королевы-матери была создана особая комиссия из 5 католич. и 5 кальвинист. теологов, но сформулированное ими после долгих дискуссий определение было отвергнуто франц. прелатами.

Одновременно с диспутом католиков и кальвинистов на генеральной ассамблее франц. духовенства в Пуаси были обсуждены условия т. н. финансового контракта; с санкции Римской курии он был зафиксирован в окт. 1561 г. Франц. короли неоднократно обращались к Церкви с просьбами о финансовой поддержке, духовенство с одобрения Папского престола, как правило, выплачивало королю испрашиваемые суммы (Michaud Cl. L"Église et l"Argent sous l"Ancien Régime: Les receveurs généraux du clergé de France aux XVIe et XVIIe siècles. P., 1991. P. 14). По условиям финансового соглашения 1561 г. требования короля принимали регулярный характер, королевская казна получила новый источник постоянного дохода (вплоть до Французской революции 1789-1799). Контракт, заключенный в Пуаси, был рассчитан на 16 лет (1562-1577). По его условиям духовенство было обязано сначала (с 1 янв. 1562 по 31 дек. 1568) ежегодно уплачивать 1,6 млн турских ливров, к-рые должны были пойти на выкуп отчужденного некогда королевского домена, а с 1 янв. 1569 г.- выкупать ренты парижского муниципалитета (rentes sur l"Hôtel de ville; о рентах см.: Schnapper B. Les rentes au XVIe siècle: Histoire d"un instrument de crédit. P., 1957) на сумму не меньше 700 тыс. турских ливров в год (Recueil des actes, titres et mémoires concernant les affaires du clergé de France. P., 1771. Vol. 9/1. P. 9; о контракте подробнее см.: Laferri è re J. Le Contrat de Poissy. P., 1905).

Продолжая политику примирения, 17 янв. 1562 г. король издал «эдикт терпимости», согласно которому кальвинистам предоставлялась свобода собираться для богослужений без оружия за городской чертой. Гугеноты были ограничены в действиях во время католич. праздников и др. торжеств (Déclaration sur la repression des troubles nés à l"occasion de la religion réformée // Recueil général des anciennes lois françaises / Éd. F.-A. Isambert e. a. P., 1829. Vol. 14. P. 124-129). Однако уже в марте 1562 г. дворяне герц. Франциска Гиза напали на гугенотов, исполнявших в сельской риге религ. песнопения, 23 из них были убиты и ок. 100 ранены. «Резня в Васи» стала началом 1-й религ. войны (1562-1563). Хотя гугеноты оказались подготовленными к войне, она завершилась победой армии католиков. Согласно подписанному в Амбуазе мирному договору (19 марта 1563), гугенотам было дозволено собираться в пригородах лишь неск. крупных городов (кроме Парижа). Контроль за исполнением этого и последующих эдиктов о примирении с гугенотами возлагался на особых королевских комиссаров. Они должны были разбирать судебные дела, касавшиеся религ. вопросов, определять места для отправления протестант. культа и для захоронения умерших, наказывать нарушителей условий эдиктов, заниматься возвращением собственности, ранее украденной или конфискованной у гугенотов (Calan, Foa. 2008).

Военные действия, к-рые вел К. против гугенотов, потребовали серьезных финансовых затрат: чтобы оплатить армию, королева-мать от лица К. в мае 1562 г. обратилась к архиепископам Санса, Руана и Реймса с просьбой об авансе в 300 тыс. турских ливров из 1,6 млн ливров, не собранных еще по пуасийскому финансовому контракту. В окт. того же года из-за нехватки средств были выпущены ренты парижского муниципалитета на сумму 100 тыс. турских ливров, проценты по к-рым должно было выплачивать духовенство еп-ств Парижа, Бове и Мо из доходов от бенефициев (hypothèque sur le temporel de l"Église). В февр. 1563 г. духовенство обязалось обеспечить доход от новых рент на сумму 200 тыс. турских ливров. Деньги тратились задолго до того, как их собирали, и не на те цели, к-рые были определены финансовым контрактом. Когда франц. духовенство осмелилось указать королю, что оно обещало выплачивать долги по финансовым обязательствам, заключенным до 1561 г., и что новые ренты, выпущенные после 1561 г. на 500 тыс. турских ливров, ничем не обеспечены (Collection des procès-verbaux des Assemblées générales du Clergé de France, depuis l"année 1560 jusqu"à présent / Publ. par A. Duranthon. P., 1767. Vol. 1. P. 4-5), К., несмотря на протесты со стороны духовенства и Парижского парламента, в обход папы Римского добился регистрации парламентом решения об отчуждении (aliénation) церковных владений на сумму, эквивалентную 100 тыс. экю в рентах (17 мая 1563). Тогда же начались продажи церковных владений. На ассамблее духовенства Франции 15 сент. 1563 г. королю была предложена субсидия в 2,5 млн турских ливров; кроме того, он удерживал за собой денежные суммы, полученные от уже свершившихся продаж, которые составили 1,2 млн турских ливров.

17 авг. 1563 г. в Руане К. был официально объявлен совершеннолетним. Чтобы юный монарх смог лучше узнать свое королевство и подданных, было организовано его путешествие по Франции (позднее историки назовут его «большим королевским турне» - grand tour royal): за 2 года (1564-1566) королева-мать, король, его братья Генрих Анжуйский (впосл. король Франции) и Франциск Алансонский, сестра Маргарита (впосл. королева Наварры и Франции), представители высшей франц. знати (принц Людовик Конде, герц. Генрих Гиз, Генрих, принц Беарнский (впосл. король Наварры и Франции; см. Генрих IV), Генриетта, герц. Неверская, Альберт Гонди, герц. Рец, и др.), королевский двор и высший гос. аппарат проехали по всей Франции. В Маконе к королевскому кортежу присоединилась кор. Наваррская Жанна д"Альбре , ревностная кальвинистка. 9 авг. 1564 г. в Руссильоне К. подписал эдикт, согласно к-рому среди проч. указаний год начинался с 1 янв. (Ordonnance sur la justice et la police du royaume. Art. 39 // Recueil général des anciennes lois françaises. 1829. Vol. 14. P. 169; о григорианском календаре см. ст. Календарь). Летом 1565 г. в Байонне и Сен-Жан-де-Люз состоялась встреча королевской семьи с испан. кор. Елизаветой, старшей сестрой К. и женой испан. кор. Филиппа II . Испан. королеву сопровождал Фернандо Альварес де Толедо, герц. Альба, уведомивший К. и королеву-мать о том, что испан. монарх крайне недоволен франц. политикой терпимости по отношению к протестантам (эти переговоры укрепили подозрения гугенотов в подготовке новой войны против них). Во время пребывания короля в Мулене (22 дек. 1565 - март 1566) велось обсуждение большой судебной и административной реформы королевства, по инициативе канцлера М. де Лопиталя было созвано собрание нотаблей, где рассматривались буд. преобразования.

Политика К. по отношению к гугенотам изменилась после попытки их лидеров захватить королевскую семью, т. н. сюрприза в Мо (surprise de Meaux), что окончательно определило позицию франц. короля как защитника католич. Церкви. В ответ на крупное восстание в Нидерландах против испан. владычества, в к-ром кальвинисты играли активную роль (1566), испан. кор. Филипп II послал во Фландрию большую армию во главе с герц. Альбой. Сначала никто точно не знал, куда она направляется. Опасаясь нападения, гугеноты по инициативе принца Конде решили нанести упреждающий удар: была сделана попытка захватить короля в бургундском замке Монсо. К. и королева-мать успели бежать в Мо, а затем в Париж. Эти события послужили поводом к началу 2-й религ. войны (1567-1568). Принц Конде с войском подошел к столице, но 10 нояб. 1567 г. был разбит у Сен-Дени. В нач. 1568 г. гугенотам удалось оттеснить католиков к Парижу и осадить Шартр. В этих условиях был заключен мир в Лонжюмо (23 марта 1568), подтвердивший положения самого благоприятного для гугенотов «эдикта терпимости» (янв. 1562): кальвинистам предоставлялась свобода собираться для богослужений без оружия за городской чертой. Во время 3-й религ. войны (1568-1570) гугеноты сначала потерпели поражение в битвах при Жарнаке (13 марта 1569, погиб принц Конде) и Монконтуре (3 окт. 1569). Однако командовавшему гугенотской армией адмиралу Г. Колиньи удалось кардинально изменить ситуацию: в марте 1570 г. он подошел к Каркасону, взял Нарбон, сжег деревни близ Монпелье и совершил стремительный рейд на север. 18 июня гугеноты разграбили аббатство Клюни, 20 июня - аббатство Ла-Ферте-сюр-Грон. 4 июля адмирал вошел в Ла-Шарите (ныне Ла-Шарите-сюр-Луар). На западе гугеноты захватили Маран, Люсон и Ле-Сабль-д"Олон. Им сдались города Ньор, Бруаж и Сент. 8 авг. 1570 г. в Сен-Жермен-ан-Ле был подписан эдикт примирения: гугенотам предоставлялась свобода совести, кальвинист. богослужение разрешалось по всему королевству (в предместьях 2 городов каждого податного округа); протестанты могли занимать королевские должности, главные представители гугенотов, в их числе Колиньи, были включены в Королевский совет. В протестант. историографии условия мирного договора часто расценивались как ловушка, призванная усыпить бдительность гугенотов, однако в наст. время исследователи в основном считают, что королевская власть искренне стремилась примирить гугенотов и католиков. К. называл Сен-Жерменский эдикт «своим договором и своим миром», считал его Божественной милостью, призванной помочь королю объединить противников в гражданском согласии, обеспечить возврат к религ. единству (см.: Варфоломеевская ночь. 2001. С. 24, 104).

Мирная передышка дала возможность королеве-матери возобновить переговоры о брачных союзах. В 1571 г. был заключен брак К. с Елизаветой Австрийской, дочерью имп. Максимилиана II. От этого союза в 1572 г. род. дочь Мария Елизавета († 1578). В июле 1571 г. франц. король представил офиц. предложения о браке своей сестры Маргариты Валуа и предводителя гугенотов Генриха Бурбона, принца Наваррского, его матери кор. Жанне д"Альбре. Возможность межконфессионального брака встревожила папу Римского Пия V , к-рый отказался дать разрешение, ссылаясь на близкую родственную связь между женихом и невестой. К. принимал активное участие в переписке с Папским престолом; в июле 1572 г. король довел до сведения нового папы Григория XIII , что свадьба состоится в любом случае (Lettres de Catherine de Médicis. P., 1891. T. 4. P. 106-107).

После подписания Сен-Жерменского мира особое влияние в Королевском совете приобрел адмирал Колиньи, предложивший королю сплотить католич. и гугенотское дворянство в новой войне против Испании на территории Нидерландов (там началось восстание, значительную роль в к-ром играли протестанты). Весной 1572 г. туда отбыл отряд волонтеров, действовавший якобы на свой страх и риск; позднее он попал в окружение под г. Монс и сдался герц. Альбе. Современники и вслед за ними нек-рые историки считали, что К. с энтузиазмом поддерживал планы Колиньи, т. к. завидовал воинской славе младшего брата Генриха Анжуйского, командовавшего королевскими войсками в битвах при Жарнаке и Монконтуре (см., напр.: Bordonove. 2002). Сближению 20-летнего короля с Колиньи противилась королева-мать, опасавшаяся открытой войны с Испанией в случае реализации внешнеполитических планов, предлагаемых адмиралом. Тем не менее Колиньи сыграл большую роль в переговорах с кор. Наваррской Жанной д"Альбре о предстоящем браке ее сына (по словам венецианского посла, Екатерина Медичи обещала в случае успеха не препятствовать его общению с К.- Toleranzedikt und Bartholomäusnacht: Französische Politik und Europaische Diplomatie, 1570-1572 / Ed. I. Mieck. Gött., 1969. P. 14).

18 авг. 1572 г. состоялась свадьба Генриха Бурбона и Маргариты Валуа (папское разрешение на брак получено не было). На церемонию съехались наиболее видные представители гугенотского дворянства. В Париже, большинство населения к-рого составляли католики, стали распространяться слухи о гугенотском заговоре, целью к-рого называли в т. ч. и убийство короля. 22 авг. выстрелом из аркебузы в руку был ранен Колиньи. Гугеноты потребовали наказания герц. Генриха Гиза, к-рого считали организатором покушения (выстрел был сделан из дома, принадлежавшего герцогине Немурской Анне д"Эсте, вдове убитого в 1563 при осаде Орлеана Франциска Гиза). К. со всей королевской семьей пришел к постели раненого Колиньи и обещал гугенотам поддержку и правосудие. Однако в ночь на 24 авг. в Париже началось уничтожение протестантов; были убиты ок. 2 тыс. гугенотов, собравшихся на свадьбу, в т. ч. и Колиньи. Погромы прошли в некоторых провинциальных городах (Бордо, Тулуза, Орлеан, Лион). Поскольку тезис о предумышленности уничтожения гугенотов в Париже в наст. время в целом исследователями отвергнут (см.: Crouzet. 1994), в историографии оформилось мнение, что на решение о резне повлияли паника, страх членов королевской семьи и близкого придворного круга как перед правосудием, к-рое могло уличить их в причастности к заговору Гизов (явному или мнимому) против Колиньи, так и перед царившим в Париже возбуждением и ростом радикальных настроений в городской среде (см., напр.: Diefendorf. 1991. P. 88-99, 176). Судя по всему, К. санкционировал убийство гугенотов под настойчивым давлением матери и ее окружения. Уже утром 24 авг. король отдал приказ о немедленном прекращении беспорядков, однако затем заявил, что все случилось по его воле. Тем не менее Парижский парламент, заседавший вскоре в присутствии короля (и соответственно обязанный утвердить те решения, к-рые предложил монарх), не аннулировал Сен-Жерменский эдикт 1570 г., а, напротив, подтвердил его статьи о религ. свободе (было отменено лишь право гугенотов владеть крепостями и иметь собственные войска). События Варфоломеевской ночи были с радостью встречены в Риме и Мадриде, однако во Франции конфликт перерос в широкомасштабные войны. Католики безуспешно осаждали крепость Ла-Рошель, которая фактически превратилась в центр независимой гугенотской республики, получавшей помощь от союзников с моря (с февр. по июнь 1573 было предпринято 8 штурмов города; военными действиями командовал герцог Анжуйский). 25 июня с защитниками крепости был подписан мирный договор, что означало поражение королевской армии.

К. поддержал избрание своего брата, герц. Генриха Анжуйского, на польск. престол. Польск. послам, прибывшим сообщить об избрании Генриха Валуа королем, К. оказал торжественный прием в Париже.

10 сент. 1573 г. франц. король, болезнь которого обострилась, а прямых наследников мужского пола не было, подписал документ о наследовании короны его братьями (по старшинству). Желая пойти в обход установленного порядка наследования, младший брат короля герц. Франциск Алансонский примкнул к партии «недовольных». Эта группа франц. дворянства была возмущена тем, что власть, захваченная «иностранцами» - итальянцами и лотарингцами, подстрекает чернь на бессудное уничтожение аристократов, к-рые по своему положению могли бы помешать тирании (среди «недовольных» были первые бароны Франции, герцоги Монморанси - Франциск, маршал Франции, и Генрих Дамвиль, генеральный наместник Лангедока). «Недовольные» опасались вступления на франц. трон Генриха Анжуйского, рьяного католика и близкого, как считалось, друга Гизов, и были готовы поддержать амбициозные планы на престол герцога Алансонского. В кон. 1573 г. К. и Екатерине Медичи удалось предотвратить активные действия «недовольных»: принц Генрих Конде был назначен правителем Пикардии, а герц. Франциск Монморанси был включен в Королевский совет. Заговор, в ходе которого в ночь на масленичный вторник (mardi gras; 22-23 февр. 1574) планировалось захватить замок Сен-Жермен, где находился при смерти К., и навязать кандидатуру герцога Алансонского в качестве короля, также был раскрыт. Однако деятельность «недовольных» ускорила начало новых военных действий: 11 марта в Нормандии высадился с англ. войском гугенот Габриель де Лорж, граф Монтгомери (вскоре был взят в плен и казнен в Париже), началось восстание в Ла-Рошели, Генрих Монморанси-Дамвиль заключил соглашение с гугенотами Лангедока (29 мая 1574), волнения охватили и др. провинции. Находившиеся при дворе принцы крови, в т. ч. кор. Генрих Наваррский, пытались бежать, но были арестованы.

Современники по-разному оценивали К. Он активно занимался физическими упражнениями, был страстным охотником и составил «Книгу о королевской охоте» (Livre de la chasse royale), которая была опубликована только в 1625 г. У К. были способности к художественным ремеслам - чеканке, живописи, он увлекался историей, языками (прекрасно знал латынь и итальянский), поэзией (канцлер Франции гуманист М. де Лопиталь писал наставления юному монарху в стихотворной форме). Король покровительствовал франц. поэту Пьеру де Ронсару. При К. продолжались (хотя и по инициативе Екатерины Медичи) строительные работы под рук. П. Леско в Лувре и началось возведение королевского дворца в Тюильри. К. увлекался музыкой и театром, королевским указом (нояб. 1570) была легализована основанная Ж. А. Баифом Академия поэзии и музыки, К. составил ее устав. В ходе религиозных войн публицисты создали неск. исторических мифов о К. В большинстве памфлетов речь шла о защите слабого «мальчика-короля», но после Варфоломеевской ночи К. предстает в протестант. политической пропаганде как лицемер, предатель, тиран, убивающий своих подданных (этот жанр получит развитие при королях Генрихе III и Генрихе IV, напр. в трактате «Vindiciae contra tyrannos» (Иск против тиранов, 1579), авторство которого приписывалось франц. протестант. богослову и публицисту Ф. Дюплесси-Морне).

Лит.: Champion P. Catherine de Médicis présente à Charles IX son royaume: 1564-1566. P., 1937; Valois N. Les essais de conciliation religieuse au début du règne de Charles IX // RHEF. 1945. T. 31. N 119. P. 237-276; Cloulas I. Les aliénations du temporel ecclésiastique sous Charles IX et Henri III // Ibid. 1958. T. 44. N 141. P. 5-56; Guillaume P. La mort de François II а l"Hôtel Groslot, le 6 déc. 1560 et l"ouverture des États Généraux d"Orléans par Charles IX le 13 déc. 1560 // Bull. de la Société archéologique et historique de l"Orléanais. N. S. 1959/1960. T. 1. N 6 bis; Sutherland N. M. The Massacre of St. Bartholomew and the European Conflict, 1559-1572. L., 1973; The Royal Tour of France by Charles IX and Catherine de Medici: Festivals and Entries, 1564-1566 / Ed. V. E. Graham, W. McAllister Johnson. Toronto; Buffalo; L., 1979; Un tour de France royal: Le voyage de Charles IX (1564-1566) / Ed. J. Boutier, A. Dewerpe, D. Nordman. P., 1984; Bourassin E. Charles IX. P., 1986; idem. Charles IX: La France divisée par Dieu. Ozoir-la-Ferrière, 1993; Diefendorf B. Beneath the Cross: Catholics and Huguenots in 16th Cent. P.; N. Y.; Oxf., 1991; Bourgeon J.-L. L"assassinat de Coligny. Gen., 1992; idem. Charles IX devant la Saint-Barthélemy. Gen., 1995; Crouzet D. La nuit de la St.-Barthélemy: Un rêve perdu de la Renaissance. P., 1994; Daubresse S. Christophe de Thou et Charles IX: Recherches sur les rapports entre le parlement de Paris et le prince (1560-1574) // Histoire, économie et société. P., 1998. Année 17. N 3. P. 389-422; Варфоломеевская ночь: Событие и споры / Ред.: П. Ю. Уваров. М., 2001; Bordonove G. Charles IX: Hamlet couronné. P., 2002; Эльфонд И. Я. Карл IX // Культура Возрождения: Энцикл. М., 2007. Т. 1. С. 747-748; Calan R., de, Foa J. Paradoxes sur les commissaire: L"exécution de la politique religieuse de Charles IX (1560-1574) // Histoire, économie et société. 2008. Année 27. N 2. P. 3-20.

Н. И. Алтухова

“КАРЛ IX”

Мари-Жозеф Шенье проявлял огромную энергию, добиваясь разрешения на постановку трагедии “Карл IX”. Он писал листовки, памфлеты, печатные обращения к Французскому театру. “Театр дамочек и рабов, — восклицал Шенье, — более непригоден для людей и граждан. Блестящим драматическим поэтам недоставало одного: о, разумеется, не гения; им не хватало настоящей аудитории. Если тирания и рабство осмеливаются еще показываться открыто, пусть осуждают их со сцены театра, соперничая с театром древних Афин...”

Шенье обратился с петицией в Учредительное собрание: “Поддержите меня в тяжелой деятельности, которую я взял на себя. Отныне я насчитываю в числе непримиримых врагов всех тех, которые обязаны своим существованием сословным предрассудкам и которые с сожалением вспоминают о временах крепостничества. Я хочу иметь в числе своих друзей всех, кто любит отечество, всех настоящих французов. Вы даете великий пример миру. Остатки феодального здания скоро рухнут под напором высокого собрания, которое вы представляете. Мы увидим, как исчезнут титулы, антиобщественные перегородки, бессмысленные различия между людьми”.

Печатные и устные выступления Шенье в пользу постановки его трагедии, слухи, сплетни и пересуды — все это вызывало огромный интерес к “Карлу IX”. Самый сюжет трагедии живо перекликался с волнующими темами современности. Шенье изображал избиение гугенотов в знаменитую Варфоломеевскую ночь 24 августа 1572 года как плод интриг придворной клики и разоблачал фанатизм католического духовенства и деспотизм королевской власти.

Драматург трактовал эгоистическую фигуру Карла IX как символ дурного монарха, не считающегося с интересами своих подданных. В противовес этому королю Шенье выдвигал образ Генриха Наваррского, симпатичного властителя, преданного народу, готового защищать его интересы.

Неудивительно, что трагедия Шенье, остро ставившая проблему королевской власти и ее отношения к народу, всполошила реакционный лагерь, настаивавший на безусловном запрещении трагедии.

Неустанная энергия Шенье накаляла атмосферу в среде парижских театралов. Наконец, в зрительном зале Французского театра разыгралась манифестация в защиту “Карла IX”. 19 сентября шла трагедия Фонтенеля “Эрисия”. Едва взвился занавес, как в зрительном зале поднялся шум и крики:

— “Карла Девятого”! Требуем “Карла Девятого”! “Карла Девятого”!

Находившийся на сцене актер Жерар приблизился к рампе и недоуменно спросил у публики, кого она вызывает: не автора ли новой трагедии?

— Мы хотим видеть трагедию господина Шенье “Карл Девятый”.

Окончательно растерявшись, Жерар оставил сцену. Его сменил Флери.

Один из зрителей, поднявшись в партере, взял слово:

— Мы требуем постановки “Карла Девятого”. Эта трагедия господина Шенье, насколько мы знаем, имеется в театре. Почему же мы ее не видим на сцене?

— Достопочтенные господа, — сказал Флери с почтительным поклоном, — Французская комедия рада удовлетворить желания своих зрителей. Но мы еще не приступали к репетициям этой пьесы, так как разрешение еще не получено.

Слова Флери привели в ярость зрительный зал. Раздались громкие крики:

— Не надо разрешения! К черту разрешение! Снова заговорил оратор из партера.

— Зачем разрешение? Эра деспотизма цензуры кончается. Мы хотим видеть и слышать то, что нам нравится.

Громкие аплодисменты раздались в ответ на эту реплику. Флери ответил:

— Что же, вы приказываете нам нарушить законы, чтимые нами на протяжении ста лет?

— А кто установил эти законы? — раздались голоса из зрительного зала.

В результате этого острого диалога между Флери и зрителями было решено, что актеры обратятся за разрешением к городским властям. При этом зрители потребовали, чтобы им был сообщен со сцены ответ муниципалитета. Флери, отвесив низкие поклоны, удалился. Публика успокоилась. Началось представление.

Мэр Парижа Байи, приняв делегацию актеров Французского театра, не решился самолично разрешить постановку “Карл IX”. Он передал дело на рассмотрение общего собрания представителей Коммуны Парижа. Затем дело перешло в Учредительное собрание. Комиссия из трех лиц получила поручение рассмотреть пьесу.

Тем временем Шенье продолжал выпускать листовки и воззвания. Он призывал “сбросить ненавистное иго инквизиции мысли и объединить голоса, требуя именем свободы скорейшего представления “Карла IX”.

Наконец, театр получил разрешение на постановку. Актеры, еще недавно протестовавшие против постановки “Карла IX”, примирились с обстоятельствами, вынудившими их согласиться. Каковы были эти обстоятельства?

26 августа 1789 года Собрание приняло “Декларацию прав человека и гражданина”. Эта декларация отменяла феодальную собственность в пользу собственности буржуазной и утверждала принципы буржуазной свободы, определяя ее как “право делать все, что не вредит другому”. Эта декларация указывала, что “закон может запрещать лишь действия, вредные для общества”.

В соответствии с основными положениями “Декларации” были выдвинуты требования об уничтожении театральных монополий как феодального пережитка и о предоставлении права открытия новых театров.

Таким образом, и в области театра был выдвинут принцип свободной конкуренции. Французскому театру, если бы он отказался пойти по пути нового, революционного репертуара, грозила перспектива утратить зрителей. Очевидно, это обстоятельство заставило Моле, Флери и других актеров из реакционного лагеря примириться с введением в репертуар “Карла IX”.

Актерский комитет Французского театра распределял роли трагедии Шенье. Сен-Фаль отказался от роли Карла IX. Он предпочитал сыграть симпатичного Генриха Наваррского. Тальма без особых затруднений получил роль Карла IX.

Репетиции шли усиленным темпом.

Между тем на другой, более обширной исторической сцене развертывались значительные события. В Версале подготовлялся контрреволюционный переворот. Говорили, что Людовик XVI собирается бежать в Мец и оттуда начать войну с мятежным Парижем. Рабочие и городская беднота испытывали тяжелую нужду. В провинции происходили восстания, и это затрудняло подвоз хлеба к столице.

5 октября народ двинулся в Версаль и заставил короля явиться в Париж. Учредительное собрание, состоявшее в большинстве своем из привилегированных сословий и верхушки финансовой и торговой буржуазии, было напугано выступлением парижских масс. Оно стало заботиться о том, чтобы сохранить буржуазную и помещичью собственность от “нарушителей спокойствия и порядка”.

Эти события незамедлительно отразились на судьбе новой постановки Французского театра. Неожиданно комитет Французского театра получил следующую выписку из протокола общего собрания Коммуны Парижа от 12 октября 1789 года:

“Общее собрание приняло решение по предложению одного гражданина отменить и отсрочить объявленное в афишах представление трагедии под заглавием “Карл IX”. Мотивировалось это предложение тем, что при тех обстоятельствах, когда столица счастлива принимать у себя августейшего монарха и королевскую семью, каждый подданный стремится видеть мир, порядок и счастье во дворце наших королей; что необходимо наблюдать, чтобы ни одно театральное представление не могло породить чувств, противоположных тем, которые воодушевляют подданных лучшего и любимейшего из королей”.

Мотивировка запрещения “Карла IX” характерна для настроений Учредительного собрания, боявшегося самостоятельного народного движения и в подавляющем большинстве своем настроенного монархически. Собрание нуждалось в королевской власти, так как видело в ней защиту от напора широких масс. Да и в самих массах еще в этот период революции наблюдалось двойственное отношение к королю и монархии. С одной стороны, они считали короля другом контрреволюционных дворян и попов; с другой стороны, в массах жила еще вера в доброго короля, к сожалению, окруженного дурными советниками. Сам Шенье, автор “Карла IX”, ненавистник тирании и фанатизма, не выходил за пределы буржуазного конституционализма и считал, что беды нации проистекают от испорченности “придворном клики.

Новые посягательства на трагедию Шенье не ослабили волю драматурга. Он ответил письмом, в котором указывал, что "Карл IХ” в полной мере удовлетворяет требованиям нравственности и не может внушить ничего, кроме ненависти к фанатизму, тирании, убийствам и междоусобным войнам.

В результате новых хлопот и волнений пьеса все-таки была разрешена к представлению.

“Карл IX” впервые был поставлен 4 ноября 1789 года. Этот день стал историческим. Партер, возбужденный событиями, происходившими в пьесе, наэлектризованный революционными идеями, восторженно принимал пламенные стихи Шенье.

Впервые был показан и а сцене король, отдающий приказ истреблять своих подданных, король, о котором еще так недавно с трибуны Национального собрания Мирабо бросил крылатую фразу: “Я вижу отсюда окно, через которое бесславный Карл IX стрелял в своих подданных, все преступление которых заключалось в том, что они иначе служат богу, чем он”.

Когда Тальма произнес устами Карла IX следующие стихи:

Я предал отечество, честь и законы поправ,

И громы немедля убьют нарушителя прав,—

Мирабо, сидевший в ложе, первый подал знак к рукоплесканиям. Они возобновились с удвоенной силой, когда Тальма продолжал:

Эта гробница, Бастилии гнет вековой.

Рухнет однажды под властной рукой.

Зрительный зал пришел в страшное волнение: зрители в партере вскочили со своих мест и потребовали повторения этих стихов.

Современники рассказывают, что Дантон, находившийся в зале, сказал:

— Если “Фигаро” убил знать, “Карл Девятый” убьет монархию.

После окончания спектакля стали вызывать автора.

Тальма, взяв под руку Шенье, подвел его к рампе. Публика с триумфом проводила автора до его жилища.

“Карл IX” неизменно делал большие сборы. Зрительный зал бурно реагировал на тирады против фанатизма и королевской тирании. Демократические зрители резко выражали свое негодование против преступных советников Карла IX и в лице Генриха Наваррского видели прообраз “идеального монарха”.

Аристократы бойкотировали спектакли. Брат короля прислал “гг. актерам королевской труппы” извещение о том, что с наступающего первого января он отказывается от своей ложи в театре.

В реакционных газетах, субсидируемых королевским двором, появились протесты против трагедии, “написанной Шенье под диктовку Плутона, причем чернильницу держал сам дьявол”.

Отвечая на яростные атаки реакции, Шенье сочинял резкие стихотворные памфлеты:

Старые бары, шуты и попы, куртизанки -

Bсe на меня ополчились.

Оппозиция была беспомощна. Зрители неустанно наполняли театр.

За кулисами, как и в зрительном зале, шла борьба двух лагерей. С одной стороны, выступала революционная группа, называемая красной эскадрой. Во главе ее находился Тальма, разделявший успех автора мастерским исполнением роли Карла IX. Дюгазон и г-жа Вестрис примыкали к группе красных. Сюда же входили комик Гранмениль и Жак Граммон.

На стороне черных, или аристократов, было руководящее ядро труппы: Моле, Флери, Ноде, Сен-При, г-жи Конта, Рокур, Жоли.

Борьба вокруг “Карла IX” обострила политические разногласия между двумя группами театра. Французская комедия лишилась покровительства короля. Парижский мэр Байи распоряжался в театре, как хозяин.

В конце 1789 года делегация актеров отправилась к парижскому мэру для выяснения взаимоотношений между театром и городскими властями.

Черные были немало смущены самим фактом отправления делегации к новым властям в лице буржуазного городского управления. В мемуарах Флери мы находим следующее замечание: “Надо сознаться, что мы были весьма унижены необходимостью идти в городское управление. Мы, собственные актеры короля, мы вызваны к мэру города. Мы никак не могли освоиться с сочетанием понятий театра и городского управления”.

В результате переговоров актерской делегации с Байи было решено, что Французский театр переименовывается в “Театр нации”. По требованию черных, представленных в делегации большинством, актеры, принимая звание актеров Театра нации, в то же время сохраняли за собой звание “собственных актеров короля”.

Между тем представления “Карла IX” продолжались с неослабевающим успехом. После тридцать третьего спектакля “Карл IX” был запрещен.

Революционная общественность не желала примириться с этим запрещением. Партер неоднократно неистовствовал перед поднятием занавеса, требуя возобновления “Карла IX”.

Ища популярности у народа, вождь крупной либеральной буржуазии Мирабо, этот случайный попутчик революции, вскоре ставший продажным агентом короля, организовал в зрительном зале Французского театра демонстрацию. От имени депутатов Прованса он предъявил требование поставить “Карла IX”.

В этот вечер, 21 июля 1790 года, был объявлен “Эпименид”. Когда поднялся занавес и на сцене уже находились Ноде, Тальма и м-ль Ланж, сильный шум в зрительном зале не дал возможности начать спектакль.

Как только публика немного стихла, зазвучал хорошо знакомый большинству парижан голос Мирабо. От имени провансальских депутатов он предъявил требование поставить “Карла IХ”. Выдвинувшись к рампе, Ноде от имени французского театра заявил, что, к крайнему прискорбию, требование почтеннейшей публики невыполнимо, так как г-жа Вестрис больна, а Сен-При нет в Париже. Ноде, видя настроение зрительного зала, не решился сослаться на королевский запрет. Он предпочел отговориться техническими причинами.

Тут произошло нечто неожиданное. Тальма, сделав жест, просящий тишины, сказал:

— Граждане, мадам Вестрис действительно больна, но я отвечаю за то, что она будет играть и что она даст вам это доказательство своего патриотизма. Роль кардинала прочтут по тетрадке.

Бурей рукоплесканий приветствовал зрительный зал это заявление. Через два дня спектакль состоялся. Г-жа Вестрис играла Катерину Медичи. Жак Граммон прочел роль кардинала Лотарингского. Таким образом, красные Французского театра одержали блистательную победу.

После спектакля, восторженно принятого публикой, за кулисами разыгралась бурная сцена.

Ноде, освистанный партером и взбешенный поступком Тальма, набросился на него и ударил по лицу.

Последовал вызов на дуэль. Шенье и Палиссо — два драматурга — были секундантами Тальма.

Ноде и Тальма дрались на пистолетах.

Страдавший сильной близорукостью Тальма стоял на расстоянии двадцати шагов от Ноде и не мог разглядеть противника. Он неуверенно поднимал и опускал руку с пистолетом.

— Что вы ищете? — спросили Тальма секунданты.

— Я ищу Ноде! — ответил Тальма.

Тогда Ноде приблизился на несколько шагов. Прозвучал выстрел. Пуля пролетела мимо.

Ноде выстрелил в воздух.

Внешне инцидент был исчерпан. Однако резкое настроение против Тальма среди черных не было рассеяно, оно накоплялось исподволь.

По существовавшей традиции, перед возобновлением спектаклей после пасхального перерыва кем-нибудь из актеров Французского театра произносилась вступительная речь. Эта речь составлялась определенным образом. В ней делались комплименты зрителям, высказывались надежды на их дальнейшую благосклонность и намечались перспективы предстоящего сезона.

На сей раз произнесение речи было поручено Тальма. Не совсем по шаблону была составлена эта речь. По просьбе Тальма ее написал Шенье, и она носила полемический характер. Дело в том, что при закрытии сезона 20 марта Дазенкур произнес заключительную речь, в которой указал на некоторые конфликты, возникшие в последнее время между партером и актерами. Представитель реакционной части труппы сетовал на то, что Французский театр подвергается “прискорбным нападкам”.

“Завистливое недоброжелательство, источники которого мы позволим себе не разоблачать здесь, хочет восторжествовать над нашими обычаями и в течение нескольких месяцев старается сдержать и обескуражить наше рвение”.

Вот на эту-то речь Дазенкура и собрался ответить Тальма. Он прибег к темпераментному перу Шенье.

Как и следовало ожидать, речь, составленная Шенье, была забракована верхушкой Французского театра. Тальма представил ее на утверждение парижского мэра, который наложил резолюцию: “Не возражаю”.

Тем не менее руководство театра поручило актеру Ноде составить речь в традиционном стиле. И эта речь была утверждена мэром.

Шенье не успокоился на этом. При полном сочувствии Тальма, он отпечатал в типографии свой текст речи, прибавив при этом, что она была забракована верхушкой театра:

“Актеры не допустили г. Тальма прочитать печатаемый ниже текст. Им дали права гражданина, но они боятся говорить, как граждане. Некоторые лица из Французской комедии одержимы духом аристократизма, но большие болезни требуют сильнодействующих лекарств”.

Летучки с речью, предназначенной для Тальма, распространялись по залу.

В них звучали патриотические фразы, далеко не соответствовавшие настроению большинства актеров Французского театра:

“В недрах великой нации рождается свобода. Она распространяет свое влияние на все стороны жизни нашей родины. Она воздействует на изящные искусства: сцена, навсегда избавленная от оков произвола, станет тем, чем она должна быть, — школой нравов и свободы. Уже не раз философия поднимала свой голос на наших подмостках, но как он был сдержан и робок, когда приспешники тиранов в любой момент могли заставить его замолчать, когда небольшая кучка людей смела ограничивать гений, когда один тайный приказ об аресте доказывал разуму, на чьей стороне сила”.

Речь Тальма распространяется в зале, вызывая возбуждение среди зрителей. А на сцене появляется Ноде со своей пустой, бесцветной речью. В ней есть один демагогический пассаж, кивок в сторону демократического партера: “В интересах наименее обеспеченных зрителей в этом сезоне им будет дана возможность посещать спектакли и видеть шедевры репертуара, так как в зале будет устроено шестьсот мест по пониженным ценам, причем добавочные места ничуть не стеснят остальных зрителей”.

Это обещание, впрочем, так и осталось невыполненным.

Между тем за кулисами разыгралась следующая сцена. За минуту до выхода Ноде бледный, взволнованный Тальма, одетый, как подобает в подобных случаях, держа в руке текст речи, составленный Шенье, хотел выбежать на сцену и был насильно задержан стоявшими возле него актерами.

Этот день — 12 апреля 1790 года — провел резкую грань между Тальма и красными, с одной стороны, и черными — с другой.

Раскол углубляется очень быстро. Черные, желая всячески очернить Тальма в глазах аристократической части зрителей, повели против него кампанию. Они распространяли слух, что Тальма и Шенье, чествуемые патриотами-единомышленниками, кричали: “Актеры — аристократы, и их следует вздернуть на фонаре!”

История с возобновлением “Карла IX”, о которой было рассказано выше, вызвала усиление борьбы черных против Тальма. Они утверждали, что Тальма в корыстных целях организовал демонстрацию марсельских патриотов, возглавляемых Мирабо. Реакционная печать подхватила эту ложь.

Тальма решил обратиться к Мирабо со следующим письмом:

“Сударь, я прибегаю к вашему великодушию, чтобы оправдаться в тех клеветнических обвинениях, которые стараются возвести на меня враги. Согласно их утверждению, не вы требовали постановки “Карла IX”, а я сам интриговал, чтобы вынудить своих товарищей возобновить представление этой пьесы. Продажные писаки публично заявляют то, что подсказывает им злоба”.

Мирабо не замедлил откликнуться:

“Разумеется, сударь, вы можете утверждать, что я требовал “Карла IX” от имени провансальских депутатов, что именно я настаивал на этом представлении. Вы можете это утверждать, потому что это правда, — и правда, которой я горжусь. Враждебность, которую проявили господа актеры по этому поводу, если верить по крайней мере слухам, доказывает неуважение к публике и основывается на доводах, лежащих вне их компетенции; не им дано судить о том, является ли произведение, законно показанное на сцене, бунтовщическим или нет. Их отношение к этому вопросу было в высшей степени странным и политически недопустимым”.

Мирабо заканчивал письмо следующими словами:

“Как бы там ни было, обстоятельства дела таковы, и я охотно под ними подписываюсь”.

Эта переписка была опубликована и дала толчок к новой полемике между реакционной печатью и революционной общественностью. Обличительные статьи, памфлеты, брошюры, мгновенно распространявшиеся по городу, яростно нападали на Французский театр, упрекая его в “негражданственности” и разных преступлениях против нации. Дешозаль в памфлете “Донос на французских комедиантов” подчеркивал реакционность руководящей верхушки театра. Театр в свое оправдание выпустил несколько листовок и памфлетов. Они были очень слабо аргументированы и большого успеха не имели.

В ту пору в зрительном зале уже произошло расслоение. Публика лож заметно редела. В партер притекали новые, демократические зрители, заинтересованные политической остротой нового репертуара. Поэтому большинство зрительного зала оказалось на стороне красных.

Черные продолжали борьбу против Тальма. Их возмущало, что он ориентируется на нового зрителя, что он нарушает аристократические традиции театра, заигрывает с плебеями как новыми хозяевами положения. Надо было скомпрометировать патриотизм Тальма, лишний раз оскорбить и унизить его.

За это дело взялся Ноде, особенно ненавидевший своего товарища по труппе. Он распространил клевету о том, что в исторический день взятия Бастилии Тальма трусливо запрятался на чердак, чтобы не принимать участия в уличных стычках.

Тальма, упорно стараясь разоблачить ложь, выставил со своей стороны свидетелей.

Тогда Ноде прибег к новой клевете: он хвастал, что публично избил Тальма и Шенье.

Шенье ответил письмом в газетах. Он указывал, что г. Ноде распространяет ложные сведения об избиении Тальма и автора этого опровержения. “Это не соответствует действительности, но нее же, — писал Шенье, — я вынужден носить с собой пистолеты для личной защиты с того времени, как “Карл IX” сделал моими врагами всех жалких рабов, с того времени, как многие из этих жалких рабов, пользуясь небдительностью закона и малодушием властей, публично хвастают, что они стали отъявленными бандитами”.

Тальма ответил в свою очередь. Он сообщил читателям о том насилии, которому он подвергся со стороны Ноде, представителя черных Французского театра:

Впервые официально Тальма назвал своих врагов черными. Этот термин был уже обиходным для тех депутатов Собрания, которые считались защитниками феодальных привилегий и врагами свободы.

27-й король Франции

Карл IX (фр. Charles IX), Шарль-Максимильен (фр. Charles-Maximilien); родился. 27 июня 1550 года, умер 30 мая 1574 года) -- король Франции с 5 декабря 1560 (до 17 августа 1563 при регентстве матери Екатерины Медичи). Из династии Валуа. Сын короля Генриха II и Екатерины Медичи. Правление Карла ознаменовалось Варфоломеевской ночью -- печально знаменитым массовым истреблением гугенотов.

Карлу было десять лет, когда, после смерти старшего брата, он сделался королем. Правление на многие годы перешло в руки его матери Екатерины Медичи, женщины очень умной, изворотливой и вероломной. Братья Гизы, направлявшие все поступки Франциска II, были оттеснены от власти, хотя и сохранили большое влияние на дела. Они были очень популярны в среде радикальных католиков (а таких было большинство в Париже), и поэтому королеве приходилось считаться с ними. Сама Екатерина была более гибкой в своей политике. Некоторое время казалось даже, что она готова примириться с гугенотами. В начале 1562 г. появился Сен-Жерменский эдикт, разрешавший приверженцам нового учения свободу богослужения вне стен городов и право собраний в частных домах. Но объявление послаблений ни в коей мере не привело к прекращению конфронтации. В марте герцог де Гиз со своими солдатами попытался разогнать сходку гугенотов и перебил более шестидесяти человек. После этого ничего уже не могло остановить кровопролитие: во Франции началась гражданская война. В апреле гугеноты захватили Орлеан и другие важные города в долине Луары. Королевские войска под командованием перешедшего в католичество короля Наваррского Антуана, герцога Гиза и коннетабля Монморанси выступили против них. Католикам противостояла небольшая, но очень боеспособная армия гугенотов, руководимая принцем Конде и адмиралом де Колиньи. Обе стороны сражались с большим ожесточением. В ноябре при осаде Руана погиб король Наваррский. Герцог Гиз взял Руан, одержал блестящую победу при Дре, подступил к Орлеану, но в феврале 1563 г. был коварно убит перебежчиком-гугенотом, подосланным адмиралом де Колиньи. Лишившись своего лучшего полководца, католики стали терпеть поражения. В марте утомленные войной партии заключили в Амбуазе мир. По его условиям права протестантов оказались значительно урезаны.

В июле того же года Карл был объявлен совершеннолетним. Но на самом деле Екатерина осталась полновластной правительницей, потому что король по своему уму был еще совершенным ребенком, а по характеру -- преждевременно испорченным юношей. Он думал только о забавах, разъезжал из рощи в рощу, охотясь за оленями, не понимал дел, не заботился о них и соглашался на все, что считала нужным предпринять мать. Как и его старший брат Франциск, Карл был слаб здоровьем. Однако в поступках его видно больше энергии и воли. Он умел отлично трубить в охотничий рог, подковывать лошадей и необыкновенно метко стрелять. Позже он с удовольствием работал в кузнице, которую соорудил себе "в Лувре. Карл проявлял некоторый интерес к искусству и пробовал себя в стихах в стиле Ронсара. Не склонный, вообще говоря, к жестокости, он был подвержен частым приступам ярости, во время которых был способен на разные злодейства.

В 1565 г. Карл вместе с матерью, братьями и Генрихом Наваррским (сыном Антуана) ездил по разным областям Франции. Гугеноты по предложению Колиньи хотели захватить в плен королевскую семью. Но та благополучно прибыла в Париж под надежной охраной швейцарцев. Этот инцидент послужил поводом к возобновлению военных действий. На этот раз гугеноты терпели одно поражение за другим. В ноябре 1567 г. коннетабль Монморанси разбил их при Сен-Дени; затем, после перемирия в Лонжюмо, они опять были побеждены при Жарнаке (в марте 1569 г.). Принц Конде попал в плен в этом сражении и был убит гвардейцем герцога Анжуйского. В октябре Колиньи, сделавшийся теперь вождем протестанской партии, был еще раз разбит при Монконтуре. Но воодушевление королевской армии угасло при осаде укрепленных районов вокруг Ла-Рошели. В августе 1570 г. в Сен-Жермене между гугенотами и католиками был заключен третий мир. На этот раз гугенотам были предоставлены все те права, которых они домогались: свобода совести и богослужения. В течение сле-дующих,двухлет военных действий.. не было, но взаимная настороженность сохранялась.

В начале 1571 г. Екатерина Медичи стала настойчиво приглашать в Париж адмирала и наваррскую королеву Жанну. Видя, что они всеми способами уклоняются от поездки в столицу, она стала хлопотать об устройстве брака между молодым Генрихом Наваррским (сыном Жанны) и своей дочерью Маргаритой. Брак этот, по мнению Екатерины, был единственным средством для окончательного примирения партий. Энергичное сватовство, льстившее самолюбию Жанны, позволило растопить лед недоверия. Колиньи отправился в Блуа, где был встречен изъявлениями самого искреннего дружелюбия. Карл, обнимая адмирала, заверил его, что это счастливейший день в его жизни. Он ввел старика в государственный совет, пожаловал имения, деньги и с этого времени называл его не иначе, как своим отцом. Дворяне-гугеноты один за другим стали следовать примеру своего вождя и приезжать в Париж, где встречали неизменно ласковый прием. Один праздник сменялся другим, то и дело устраивались балы. После одного из них в начале июня 1572 г. наваррская королева заболела воспалением легких и скончалась через пять дней. Считалось, что она умерла от простуды, но ходил упорный слух, что причиной смерти послужили отравленные перчатки, подаренные ей Екатериной Медичи. 18 августа совершилось бракосочетание Генриха Наваррского с Маргаритой Валуа, а через четыре дня адмирал Колиньи, возвращаясь от короля, был ранен выстрелом из мушкета и по чистой случайности остался жив. Когда о покушении сообщили Карлу, он казался чрезвычайно огорченным. Король приказал закрыть все парижские заставы за исключением двух, а всем гугенотам велел переселиться в квартал, где находился дом адмирала, под усиленную охрану королевской стражи. Он сам навестил раненого и обещал непременно разыскать убийцу. На гугенотов это покушение произвело тягостное впечатление. Некоторые из них предлагали спешно покинуть столицу, но Колиньи, словно ослепленный, не обратил внимания на их предостережения. Утром 23 августа особые комиссары ходили по домам и составляли перепись живших в них гугенотов, уверяя, что все это делается по королевскому повелению для их же собственной пользы. В одиннадцатом часу вечера Генрих Гиз оцепил Лувр швейцарцами. В то же время многие парижане собрались в городской ратуше, где купеческий старшина Иоанн Шарон, клеврет Гизов, страстной речью призвал католиков отомстить гугенотам за прошлые мятежи. После полуночи удары набата в церкви святого Германа Оксеррского возвестили о наступлении ночи святого Варфоломея. Это был условленный сигнал к началу резни. Движимый чувством мщения за убийство своего отца, Генрих Гиз с вооруженным отрядом устремился к дому адмирала Колиньи. Его приспешники ворвались внутрь, зарезали старика и выкинули труп на улицу к ногам герцога. После этого толпы фанатиков бросились умерщвлять других гугенотов. Одушевляемые криками, что король велел убивать заговорщиков, они ходили по всему городу, оставляя за собой груды тел в домах, на улицах и на мостах. Все храбрые сподвижники адмирала, все приверженцы принцев крови, приехавшие в Париж на свадьбу Генриха Бурбона, -- Ларошфуко, Телиньи, Брикмон, Лафорс, а также многие другие вельможи и дворяне, поплатились жизнью за доверие к королю. В самом Лувре были зарезаны дворяне из свиты Генриха Наваррского. Бесстыжие дамы и девушки придворного штата приходили любоваться на красоту обнаженных убитых. На узких улицах Парижа раздавался непрерывный треск ружейных выстрелов, сверкали шпаги и кинжалы, ревели убийцы и хрипели умирающие. Толпы черни под предводительством вельмож врывались в дома, кололи и резали безоружных, гнались за убегающими. Сам король стрелял из окна Лувра в бегущих гугенотов и ободрительными криками возбуждал католиков к убийству. Всего в Варфоломеевскую ночь и в три следующих дня в Париже было убито более 2 тысяч человек. Трупы в течение нескольких дней свозили возами на берега Сены и сваливали в воду. Уцелели лишь немногие гугенотские вожди. Карл после долгих совещаний с матерью и братом, герцогом Анжуйским, решил пощадить короля Наваррского и принца Конде. В манифестах, рассылаемых по государству, говорилось, что гугеноты наказаны с мертью за преступный заговор. При этом правительство объявляло, что эдикт о веротерпимости сохраняет свою силу, но общественное богослужение кальвинистов запрещается. Впрочем, злодейство не достигло своей цели -- гугеноты остались так же сильны, как и до Варфоломеевской ночи. Война возобновилась, но не привела к победе ни одной из партий. В 1573 г. король подписал эдикт, предоставлявший гугенотам свободу богослужения в городах Ла-Рошель, Ним и Нонтобан, а также во владениях вельмож. Всем остальным гугенотам предоставлялись свобода совести и право молиться в своих домах.

В следующем году двадцатичетырехлетний Карл умер, вероятно, от грудной болезни, которой он страдал около года. В последние недели жизни он постоянно дрожал, не мог ни стоять, ни лежать, ни сидеть. По некоторым известиям, перед смертью в нем пробудилось что-то похожее на угрызения совести: он метался по постели и постоянно проклинал тех, кто подстрекнул его на убийства.

Карлу было десять лет, когда, после смерти старшего брата, он сделался королем. Правление на многие годы перешло в руки его матери Екатерины Медичи, женщины очень умной, изворотливой и вероломной. Братья Гизы, направлявшие все поступки Франциска II, были оттеснены от власти, хотя и сохранили большое влияние на дела. Они были очень популярны в среде радикальных католиков (а таких было большинство в Париже), и поэтому королеве приходилось считаться с ними. Сама Екатерина была более гибкой в своей политике. Некоторое время казалось даже, что она готова примириться с гугенотами. В начале 1562 г. появился Сен-Жерменский эдикт, разрешавший приверженцам нового учения свободу богослужения вне стен городов и право собраний в частных домах. Но объявление послаблений ни в коей мере не привело к прекращению конфронтации. В марте в Васей герцог де Гиз со своими солдатами попытался разогнать сходку гугенотов и перебил более шестидесяти человек. После этого ничего уже не могло остановить кровопролитие: во Франции началась гражданская война. В апреле гугеноты захватили Орлеан и другие важные города в долине Луары. Королевские войска под командованием перешедшего в католичество короля Наваррского Антуана, герцога Гиза и коннетабля Монморанси выступили против них. Католикам противостояла небольшая, но очень боеспособная армия гугенотов, руководимая принцем Конде и адмиралом де Колиньи. Обе стороны сражались с большим ожесточением. В ноябре при осаде Руана погиб король Наваррский. Герцог Гиз взял Руан, одержал блестящую победу при Дре, подступил к Орлеану, но в феврале 1563 г. был коварно убит перебежчиком-гугенотом, подосланным адмиралом де Колиньи. Лишившись своего лучшего полководца, католики стали терпеть поражения. В марте утомленные войной партии заключили в Амбуазе мир. По его условиям права протестантов оказались значительно урезаны.

В июле того же года Карл был объявлен совершеннолетним. Но на самом деле Екатерина осталась полновластной правительницей, потому что король по своему уму был еще совершенным ребенком, а по характеру - преждевременно испорченным юношей. Он думал только о забавах, разъезжал из рощи в рощу, охотясь за оленями, не понимал дел, не заботился о них и соглашался на все, что считала нужным предпринять мать. Как и его старший брат Франциск, Карл был слаб здоровьем. Однако в поступках его видно больше энергии и воли. Он умел отлично трубить в охотничий рог, подковывать лошадей и необыкновенно метко стрелять. Позже он с удовольствием работал в кузнице, которую соорудил себе "в Лувре. Карл проявлял некоторый интерес к искусству и пробовал себя в стихах в стиле Ронсара. Не склонный, вообще говоря, к жестокости, он был подвержен частым приступам ярости, во время которых был способен на разные злодейства.

В 1565 г. Карл вместе с матерью, братьями и Генрихом Наваррским (сыном Антуана) ездил по разным областям Франции. Гугеноты по предложению Колиньи хотели захватить в плен королевскую семью. Но та благополучно прибыла в Париж под надежной охраной швейцарцев. Этот инцидент послужил поводом к возобновлению военных действий. На этот раз гугеноты терпели одно поражение за другим. В ноябре 1567 г. коннетабль Монморанси разбил их при Сен-Дени; затем, после перемирия в Лонжюмо, они опять были побеждены при Жарнаке (в марте 1569 г.). Принц Конде попал в плен в этом сражении и был убит гвардейцем герцога Анжуйского. В октябре Колиньи, сделавшийся теперь вождем протестанской партии, был еще раз разбит при Монконтуре. Но воодушевление королевской армии угасло при осаде укрепленных районов вокруг Ла-Рошели. В августе 1570 г. в Сен-Жермене между гугенотами и католиками был заключен третий мир. На этот раз гугенотам были предоставлены все те права, которых они домогались: свобода совести и богослужения. В течение сле-дующих,двухлет военных действий.. не было, но взаимная настороженность сохранялась.

В начале 1571 г. Екатерина Медичи стала настойчиво приглашать в Париж адмирала и наваррскую королеву Жанну. Видя, что они всеми способами уклоняются от поездки в столицу, она стала хлопотать об устройстве брака между молодым Генрихом Наваррским (сыном Жанны) и своей дочерью Маргаритой. Брак этот, по мнению Екатерины, был единственным средством для окончательного примирения партий. Энергичное сватовство, льстившее самолюбию Жанны, позволило растопить лед недоверия. Колиньи отправился в Блуа, где был встречен изъявлениями самого искреннего дружелюбия. Карл, обнимая адмирала, заверил его, что это счастливейший день в его жизни. Он ввел старика в государственный совет, пожаловал имения, деньги и с этого времени называл его не иначе, как своим отцом. Дворяне-гугеноты один за другим стали следовать примеру своего вождя и приезжать в Париж, где встречали неизменно ласковый прием. Один праздник сменялся другим, то и дело устраивались балы. После одного из них в начале июня 1572 г. наваррская королева заболела воспалением легких и скончалась через пять дней. Считалось, что она умерла от простуды, но ходил упорный слух, что причиной смерти послужили отравленные перчатки, подаренные ей Екатериной Медичи. 18 августа совершилось бракосочетание Генриха Наваррского с Маргаритой Валуа, а через четыре дня адмирал Колиньи, возвращаясь от короля, был ранен выстрелом из мушкета и по чистой случайности остался жив. Когда о покушении сообщили Карлу, он казался чрезвычайно огорченным. Король приказал закрыть все парижские заставы за исключением двух, а всем гугенотам велел переселиться в квартал, где находился дом адмирала, под усиленную охрану королевской стражи. Он сам навестил раненого и обещал непременно разыскать убийцу. На гугенотов это покушение произвело тягостное впечатление. Некоторые из них предлагали спешно покинуть столицу, но Колиньи, словно ослепленный, не обратил внимания на их предостережения. Утром 23 августа особые комиссары ходили по домам и составляли перепись живших в них гугенотов, уверяя, что все это делается по королевскому повелению для их же собственной пользы. В одиннадцатом часу вечера Генрих Гиз оцепил Лувр швейцарцами. В то же время многие парижане собрались в городской ратуше, где купеческий старшина Иоанн Шарон, клеврет Гизов, страстной речью призвал католиков отомстить гугенотам за прошлые мятежи. После полуночи удары набата в церкви святого Германа Оксеррского возвестили о наступлении ночи святого Варфоломея. Это был условленный сигнал к началу резни. Движимый чувством мщения за убийство своего отца, Генрих Гиз с вооруженным отрядом устремился к дому адмирала Колиньи. Его приспешники ворвались внутрь, зарезали старика и выкинули труп на улицу к ногам герцога. После этого толпы фанатиков бросились умерщвлять других гугенотов. Одушевляемые криками, что король велел убивать заговорщиков, они ходили по всему городу, оставляя за собой груды тел в домах, на улицах и на мостах. Все храбрые сподвижники адмирала, все приверженцы принцев крови, приехавшие в Париж на свадьбу Генриха Бурбона, - Ларошфуко, Телиньи, Брикмон, Лафорс, а также многие другие вельможи и дворяне, поплатились жизнью за доверие к королю. В самом Лувре были зарезаны дворяне из свиты Генриха Наваррского. Бесстыжие дамы и девушки придворного штата приходили любоваться на красоту обнаженных убитых. На узких улицах Парижа раздавался непрерывный треск ружейных выстрелов, сверкали шпаги и кинжалы, ревели убийцы и хрипели умирающие. Толпы черни под предводительством вельмож врывались в дома, кололи и резали безоружных, гнались за убегающими. Сам король стрелял из окна Лувра в бегущих гугенотов и ободрительными криками возбуждал католиков к убийству. Всего в Варфоломеевскую ночь и в три следующих дня в Париже было убито более 2 тысяч человек. Трупы в течение нескольких дней свозили возами на берега Сены и сваливали в воду. Уцелели лишь немногие гугенотские вожди. Карл после долгих совещаний с матерью и братом, герцогом Анжуйским, решил пощадить короля Наваррского и принца Конде. В манифестах, рассылаемых по государству, говорилось, что гугеноты наказаны с

мертью за преступный заговор. При этом правительство объявляло, что эдикт о веротерпимости сохраняет свою силу, но общественное богослужение кальвинистов запрещается. Впрочем, злодейство не достигло своей цели - гугеноты остались так же сильны, как и до Варфоломеевской ночи. Война возобновилась, но не привела к победе ни одной из партий. В 1573 г. король подписал эдикт, предоставлявший гугенотам свободу богослужения в городах Ла-Рошель, Ним и Нонтобан, а также во владениях вельмож. Всем остальным гугенотам предоставлялись свобода совести и право молиться в своих домах.

В следующем году двадцатичетырехлетний Карл умер, вероятно, от грудной болезни, которой он страдал около года. В последние недели жизни он постоянно дрожал, не мог ни стоять, ни лежать, ни сидеть. По некоторым известиям, перед смертью в нем пробудилось что-то похожее на угрызения совести: он метался по постели и постоянно проклинал тех, кто подстрекнул его на убийства.